О камнесечце Евлогии и авве Данииле

Византийская легенда

Авва Даниил пресвитер Скита случился в Фиваиде вместе с одним учеником своим. И на возвратном пути они плыли по реке и приблизились к какому-то селению: старец велел морякам остановиться здесь. И старец говорит: «Сегодня мы останемся тут». Ученик его стал роптать, говоря: «До каких пор мы будем скитаться с места на место? Вернемся в Скит». Старец отвечает: «Нет. Сегодня останемся тут». И посреди селения того собрались странники. Брат говорит старцу: «Разве богу угодно, чтобы мы сидели здесь как собратья их? Пойдем хотя в часовню». Старец говорит: «Нет. Я буду сидеть здесь». И они просидели там до позднего вечера. И брат начал воинствовать против аввы, сказав: «Из-за тебя я помру». Когда они так препирались между собой, пришел какой-то старец мирянин высокого роста, совсем седой, весьма древний годами с вершей в руках. Увидев авву Даниила, он обнял его и стал со слезами лобзать стопы его; приветствовал он и ученика аввы и говорит им: «Приказывайте».
Старец этот держал также факел и обходил улицы того селения в поисках странников. И вот, взяв авву Даниила, и ученика его, и остальных странных, которых встретил, он привел их в дом свой, и налил воду в чан, и омыл ноги ученика и старца. Ни в доме у себя, ни где в ином каком месте не имел он никого близкого, кроме единого бога. И поставил перед ними стол, а когда они поели, бросил оставшиеся куски псам, бывшим в этом селении. Ибо таков был его обычай, и от вечера до раннего утра он не отпускал от себя ни одной души. Старец уединился с аввой, и до самого рассвета они сидели и со слезами вели душеспасительную беседу. Поутру, обнявшись, старцы расстались.
На дороге ученик поклонился авве Даниилу, говоря: «Сделай милость, отец, скажи, кто этот старец и откуда он тебе знаком?». А авва не пожелал ответить. Брат снова поклонился, говоря: «Ты ведь многое что поверял мне, почему же не поверяешь на сей раз?». Авва не пожелал рассказать ему о старце, так что брат опечалился и не говорил с аввой до самого Скита.
Вернувшись в свою келию, брат, как обычно в одиннадцатом часу, не подал старцу поесть, а старец соблюдал это время трапезы во все дни жизни своей.
Когда наступил вечер, старец взошел в келию этого брата и говорит ему: «Почему, дитя, ты заставил отца своего умирать с голоду?». Тот отвечает: «У меня нет отца. А если б был, он любил бы свое дитя». Авва говорит: «Дай мне поесть», и берется за дверь, чтобы открыть ее и выйти, но брат успевает удержать авву, и лобызает его, и говорит: «Жив господь, не пущу тебя, если не скажешь мне, кто тот старец». Брат не мог видеть, чтобы авва был чем-нибудь опечален, ибо весьма любил его.
Тогда старец говорит: «Приготовь мне немного поесть, и скажу». И, когда старец кончил есть, он говорит брату: «Учись склонять голову, ибо из-за речей твоих в той деревне я не хотел тебе ничего поведать. Смотри, не повторяй того, о чем сейчас услышишь. Старец тот зовется Евлогием, по ремеслу он камнесечец. Каждодневно от трудов рук своих он получает один кератий и до вечера ничего не ест. А вечером возвращается в деревню, и приводит в дом свой всех странников, которых встречает, и кормит их, а что остается, бросает, как ты видел, псам. С самой юности своей и по сей день он камнесечец. В его сто, если не более, лет бог дарует ему силу молодого, и каждодневно вплоть до сего дня он зарабатывает свой кератий.
Когда мне не было и сорока лет, я пришел в эту деревню, чтобы продать рукоделие свое, а вечером явился он и, пригласив по своему обычаю меня и бывших со мною братьев, принял нас в доме своем. Побывав там и увидев добродетель старца, я стал по неделям поститься, прося бога даровать ему более денег, дабы возможно было Евлогию благодетельствовать многих. После трех седмиц поста я лежал едва живой от воздержания и вот вижу, как некто, похожий на святителя, подходит ко мне и говорит: «Что с тобой такое, Даниил?». И я говорю ему: «Я обещал Христу, владыка, не есть хлеба, пока не услышит молитвы моей об Евлогии-камнесечце и не пошлет ему богатство, дабы возможно ему было благодетельствовать многих». А он говорит мне: «Нет. С него достаточно». Я отвечаю: «Недостаточно. Дай ему больше, чтобы через него все славили святое твое имя». А он отвечает мне: «Говорю тебе, что с него достаточно. Если хочешь, чтобы я добавил, стань поручителем за душу его, что она не соблазнится, если Евлогий разбогатеет, и тогда добавлю». Я говорю к нему: «Из рук моих взыщи душу его». И чудится мне, будто мы в церкви во имя святого Воскресения, и младенец сидит на пречестном камне, и справа от него стоит Евлогий. И младенец посылает ко мне одного из стоящих вокруг него, и говорит мне: «Ты поручитель за Евлогия?». Я отвечаю: «Да, владыка». И снова он говорит: «Скажите ему, что я спрошу за поручительство». И я говорю: «Знаю, владыка. Только умножь дары свои Евлогию».
И тут я вижу, как двое каких-то мужей полными пригоршнями мечут в пазуху Евлогия монеты, и все, что они бросали, оставалось в ее складках. Пробудившись, я понял, что молитва моя услышана, и восславил бога. Евлогий же, придя к месту, где он трудился, ударяет по какой-то скале и слышит, что внутри она полая, и находит небольшое углубление, и снова ударяет, и видит набитую монетами пещеру. Удивившись, он говорит в душе своей: «Деньги эти положены израильтянами. Что делать? Если я принесу их в деревню, об этом узнает архонт, он заберет деньги, и мне будет не сдобровать. Разумнее уйти в места, где меня никто не знает». И, наняв мулов будто бы для перевозки камней, он ночью свез деньги к реке и оставил свое доброе ремесло странноприимства, которым каждодневно занимался, и, сев на корабль, прибыл в Византий.
Тогда царствовал Юстин, дядя Юстиниана. Евлогий дает много денег императору и вельможам его, чтобы стать эпархом священного претория. И он купил большой дом, который вплоть до сегодняшнего дня зовется египетским. Спустя два года я снова вижу во сне того младенца в церкви во имя Воскресения и говорю в душе своей: «А где Евлогий?».
И немного спустя при моих глазах какой-то эфиоп влечет Евлогия прочь от младенца. Пробудившись, я говорю в своей душе: «Горе мне, грешному. Что я наделал? Сгубил свою душу». И, взяв суму свою, я пошел в селение, чтобы продать свое рукоделие и дождаться обычного прихода Евлогия. Но и поздним вечером никто не подошел ко мне. И тогда я встаю и прошу одну старицу, говоря ей: «Амма, достань для меня три хлебца, потому что я сегодня не ел». Она говорит: «Ладно», и пошла, и принесла мне немного поесть, и протянула, и преподала мне духовное назидание, говоря: «Тебе не ведомо, что монашеский чин требует воздержания во всем» и многие другие назидания. И я говорю ей: «Что ты мне присоветуешь сделать, ибо я пришел продать свое рукоделие?». Она мне сказала: «Хочешь продать свой товар, не приходи в селение так поздно, хочешь быть монахом, иди в Скит». Я говорю ей: «Право, прости меня, но нет ли в этой деревне богобоязненного человека, который покоил бы странных?». Она в ответ: «Что ты сказал, почтенный авва? У нас тут был один камнесечец, который много благодетельствовал странных. И бог, увидев дела его, воздал ему, и теперь он стал патрикий».
Услышав слова ее, я говорю в душе своей: «Я повинен во всем». И, сев на корабль, отправляюсь в Византий. И спрашиваю, где тут дом египтянина. Мне его показывают, и я сажусь у ворот в ожидании, когда Евлогий выйдет. И вижу его в великой роскоши и кричу ему: «Будь добр, я что-то хочу тебе сказать». А Евлогий не обратил на меня внимания, а люди из его свиты стали бить меня. И опять, растолкав их, я подошел, и снова они били меня. Так я делал четыре седмицы и не смог поговорить с ним. Тогда, отчаявшись, я ушел, и пал перед дверьми храма богородицы, и в слезах говорю: «Господи, разреши меня от поручительства моего за этого человека, иначе я вернусь в мир». Говоря так в мыслях своих, я впал в дрему, и привиделось мне, будто поднялось великое смятение и люди закричали: «Идет владычица». И перед ней шли мириады мириад и тысячи тысяч. И я вскричал, сказав: «Смилуйся надо мной».
Она остановилась и говорит мне: «Что у тебя?». Я говорю ей: «Я поручился за Евлогия эпарха. Разреши меня от этого поручительства». Она сказала: «Не мое это дело. Как хочешь, выполни свое поручительство». Пробудившись, я говорю в своем сердце: «Пусть я умру, но не отойду от ворот». И когда эпарх вышел, я закричал. Тут ко мне подбегает привратник и бьет меня до тех пор, пока все мое тело не покрывается ранами. Тогда, отчаявшись, я говорю в душе своей: «Пойду в Скит, если будет ему угодно, бог спасет Евлогия». Я отправился в гавань, нашел александрийский корабль и взошел на него, чтобы добраться до монастыря. Едва взошедши, с отчаяния лег и вижу во сне, будто я снова в церкви во имя святого Воскресения, и младенец тот сидит на священном камне и гневно смотрит на меня, так что я от страха перед ним дрожу, как лист, и не могу произнести слова, ибо сердце мое оцепенело. Младенец говорит мне: «Ты отступился от своего поручительства». И приказывает двоим из окружающих его повесить меня со связанными за спиной руками, а мне говорит: «Не ручайся превыше возможного для тебя и не перечь богу». Но я висел и не мог произнести слова. И вот раздался глас: «Идет владычица». И, увидев ее, я исполнился смелости и тихо говорю ей: «Смилуйся надо мною, владычица мира». Она говорит: «Что тебе вновь надо?». Я говорю ей: «Я терплю кару, ибо поручился за Евлогия». Она говорит мне: «Я заступлюсь за тебя». Я вижу, что она отошла и припала к ногам того младенца. И младенец говорит мне: «Больше не делай так». Я говорю: «Не буду, владыка, Я просил того ради, чтобы от Евлогия была польза людям. Прости прегрешение мое».
И по велению младенца меня освобождают. «Ступай в свой монастырь, а я, не бойся, возвращу Евлогия к прежней жизни его». И, пробудившись, я тотчас возликовал великим ликованием, ибо освободился от своего поручительства и отплыл, благодаря господа.
Три месяца спустя услышал я, что император Юстин умер и воцарился Юстиниан. И восстают на него Ипат, Дексикрит, Помпий и эпарх Евлогий. Трое из них были казнены, и все их имущество расхищено; достояние Евлогия тоже было расхищено, а ночью он тайно оставляет Константинополь. Император приказывает убить Евлогия, где бы его ни нашли. И тогда он бежит в свою деревню и переодевается в одежду, какую носят поселяне.
И вся деревня сходится посмотреть на него, и люди говорят ему: «Мы слышали, что ты теперь патрикий». И он отвечает: «Будь это я, я бы знал вас. Есть другой Евлогий родом отсюда, а я ходил в святые места».
И он опамятовался и говорит к себе: «Смиренный Евлогий, очнись, возьми свой молот и веди меня. Нет ведь здесь царских палат, и ничто тебе не вскружит голову». И, взяв свой молот, он пошел к скале, где был клад, и, трудившись до шестого часа, ничего не нашел и стал вспоминать о яствах, о своей свите, о прельщениях тех и снова стал говорить в душе своей: «Пробуди меня, ибо вновь я в Египте». И мало-помалу святой младенец и владычица богородица вернули его к прежней жизни, ибо бог справедлив и не забыл ему прежде совершенных трудов.
Несколько времени спустя случился я в той деревне, и, гляди, вечером он пришел и повел меня с собой по обычаю своему. И, едва увидев его, я стал вздыхать и со слезами сказал: «Как велики дела твои, господи, все ты устроил премудро. Кто бог так великий, как бог наш, из праха подъемлет он бедного, из брения возвышает нищего? Унижает и возвышает. Кто может исследить чудеса твои, господи боже?!». Я, грешный, попытался и едва не обрек аду душу свою. Принеся воды, Евлогий по обыкновению омыл ноги мои и поставил предо мной стол. И, когда мы поели, я говорю ему: „Как живешь, авва Евлогий?». Он отвечает: «Помолись обо мне, авва, ибо я нищ, и пусты руки мои». А я сказал ему: «О, лучше б тебе было не владеть тем, чем ты владел!». Он говорит мне: «Почему, почтенный авва? Когда я чем тебя обидел?». Я говорю: «Чем только не обидел!». Тогда я все рассказал ему. Мы оба заплакали, и он говорит мне: «Помолись, чтобы бог послал мне богатство, ибо отныне не согрешу». А я говорю ему: «Право, дитя, не жди, чтобы господь, пока ты в мире этом, доверил тебе больше кератия». И, смотри, в течение столького времени бог каждодневно давал ему выручить кератий. Вот я и рассказал тебе, откуда знаю Евлогия. А ты не повторяй никому».
Это поверил авва Даниил ученику своему, после того как они ушли из Фиваиды. Должно дивиться человеколюбию божиему, тому, как в краткое время для блага того мужа он высоко вознес его и столь же потом унизил. Помолимся же, чтобы познали смирение, убоявшись господа и спасителя нашего Иисуса Христа и сподобились милости пред страшным судилищем его по молитвам и заступничеству владычицы нашей богородицы приснодевы Марии и всех святых. Аминь!